Рассказики.

предлагаю продолжить традицию

Ир, это твои? добрые

Мне понравилось!!! давай ещё!

Иркин пишет:

Китайский оверлок из двадцатого века решил мою трудовую судьбу!

Иркин, ты была портнихой? или частным образом шила на дому? то есть ты профессионально этим занималась и зарабатывала деньги?

Ginna пишет:

Иркин, ты была портнихой? или частным образом шила на дому? то есть ты профессионально этим занималась и зарабатывала деньги?

да, и довольно долго, лет 5 наверное. пока ребенок был маленький шила дома.

Lusyfire пишет:

Ир, это твои? добрые

это хорошо забытое старое (со старого форума забрала)
у нас же тут рассказчиц много.

хочу ишшо твоих рассказов.

действительно хорошо забытое старое - я читала как впервые.

Это был очередной скучный прием, из тех, что очень похожи на посещение музеев восковых фигур. Каждый из приглашенных неизменно очень важная и знаменитая птица, но неживая и холодная. Конечно многим хотелось бы оказаться в списке гостей, чтобы полюбоваться на «сильных» этого мира,обзавестись влиятельными знакомыми, окунуться в атмосферу роскоши и разумеется никто не может поверить что среди этого всего может быть жутко тоскливо и неинтересно. Анжелина тоже когда то не могла в это поверить,а сейчас она стояла посередине роскошного зала, отрешенно смотрела вверх и ее бедра покачивались в такт звучащей музыки. Глядя на эту молодую женщину можно было сразу понять, что она слишком естественна и слишком свободна для такого приема, а это могут себе позволить либо очень влиятельные особы, либо те, кому откровенно на это плевать. Она относилась ко второй категории. Вот уже примерно три месяца.
Ей было 25, она была умна, привлекательна, амбициозна, успешна и к тому же недавно рассталась со своим богатым любовником. В общем в ее жизни присутствовало все, от чего у молодой леди может легко развиться депрессия. Еще каких то пару лет назад она и представить себе не могла, что в ее жизни будет вся эта богатая суета, а теперь она понимала, что становиться такой же восковой фигурой...
На самом деле в жизни Анжелины было все: и любимая работа, и достаток, и путешествия и наряды и лучшая подруга со школьной скамьи, в конце концов красота и молодость тоже были с нею, но при таком полном арсенале женских необходимостей, всегда есть то, что уравнивает чащу весов - отсуствие счастья в личной жизни.
Ей всегда тяжело давались такие приемы, особенно когда она оставалась среди светских красавиц, Анжелина каждый раз с содроганием ждала этого момента, ей хотелось оказаться в прокуренном зале, среди мужских разговоров, только бы не оставаться в обществе местных дамочек. Когда в очередной раз такой момент настал, она решила тихо ускользнуть.
Выйдя на балкон, ее организм почувствовал прилив сил, как только захлопнулась дверь, тело начало дышать, свежесть наполняла легкие. Вечер был великолепным: огни, высота и природа, тонкой нитью протянулась по горизонту, утопая в пыльных городских огнях. Анжелина расслабилась и вздохнула, как будто сбросила с себя тяжелое бремя.
О чем помышляет молодая женщина когда в душе неразбериха, а по телу неспешно разливается вино? Погружаясь в долгожданное состояние расслабленности и безмятежности твое тело наконец то становится легким как пушинка, приглушаются звуки и ты утопаешь в комфорте словно в мягком пуховом одеяле.
Взгляд Анжелины зацепился за округлые формы яркой луны и отправился в глубины несбыточных грез. Такое местечко есть в сердце каждой женщины. И каждой хотелось бы там бывать как можно чаще, но реальность выдергивает оттуда в самый неподходящий момент. А что же там такого особенного? Ну для начала главным плюсом является отсутствие той самой реальности и вытекающих из нее проблем, это уже неплохой повод туда отправиться. Ну и конечно там стандартный "дамский набор" идеальный мужчина, с которым захочется прожить всю жизнь и умереть в один день, он конечно же будет ее понимать, дарить луну или хотя бы не забывать обращать внимание время от времени. Такой незамысловатый наборчик получается, но купить его невозможно... а может просто нет спроса?
- Не пора ли вернуться на землю! – надменно прохрипел внутренний голос.
Ее недавняя фантазия тут же обесценилась и ей стало ужасно стыдно, за эту глупость в ее уже вполне взрослой головке.
- Конечно, - мне не нужно было рвать с Томом, он красив, у него деньги, у него имя и многие женщины готовы удавиться, чтобы переспать с ним. А я сказала, что я думаю, тот он или не тот, чувствую я его или нет. Боже, какая я все таки дура, он хороший мужчина, он наверное меня любит…. Но что если я не могу сказать что я счастлива, что если я не таким вижу свое счастье. Глупость? Погоня за иллюзией? Пусть так, пока я еще глупа… пусть будет погоня! От этого мимолетного, но хоть немного твердого решения Анжелине мгновенно стало легче.
Но внутренний голос не унимался:
- Ты же не думаешь, что Том будет вечно ждать, пока ты с ангельской улыбкой набегаешься в поисках своего длинноволосого брюнета, с глазами благородного князя, который сбросит свой пиджак и укроет твои продрогшие плечи. А ты в этот момент поймешь: «Вот он! Тот, кого я ждала всю жизнь!» Том не тот мужчина, который будет тратить время на ожидание, он для этого слишком известен и слишком красив и тот холодный, но манящий взгляд вскоре оценит какая нибудь девица, пошустрее тебя и не будет мешкать!
- Ну ты и зануда! - буркнула Анжелина.
Ей почему то этот голос всегда представлялся в образе мужчины лет 35-40, который сидит на кожаном диване, вальяжно запрокинув, нога на ногу, в пиджаке на босу грудь, в синих облегающих джинсах и ярко коричневых ботинках в ковбойском стиле, и не спеша потягивает виски. Этакий взлохмаченный проходимец, которому небезразлична ее судьба. Она все время удивлялась, как это такому типу есть до нее дело!!! И чей же это прототип, так глубоко укоренился в ее внутреннем мире, чтобы так нагло влезать в ее мысли и решения.
Время быстро перенесло ее на пару лет назад.
Да…Я любила Тома…
Это было два года назад… Испания, вечеринка на пляже в кругу друзей, в узком кругу наших друзей, все очень интересные люди, я помню, как они смотрели на нас с Томом, мы были влюблены. Я никогда не забуду тот теплый вечер. Пляж, костер и красивая музыка. Мы с Томом немного пьяные и настолько увлеченные друг другом, что совершенно никого не замечаем. Эта была одна из самых ярких ночей. Мы были как дети, бегали по песку, танцевали, дурачились. Он целовал меня, а я смотрела в его холодные серые глаза, которые мне улыбались, и теряла голову от счастья.
Все нам завидовали, нашу страсть можно было нащупать в воздухе, она заражала. Помню его руки, наши пальцы, которые как песок просачивались сквозь наши ладони, это было ощущение невероятной энергетической близости, когда тебя пробивает дрожь от прикосновения и дыхания.
Было так забавно, когда Том немного смущался, он, которого знают миллионы смотрел только на меня…пытался вспоминать какие то глупые строчки… было так необычно чувствовать нежность от мужчины столь холодного типажа. Я тогда и не могла подумать, что серьезный и напыщенный Том будет бегать со мной босиком по пляжу, любоваться испанским закатом и дрожащими губами прикасаться ко мне. Я хорошо помню его дыхание, спутанные мокрые волосы, ту ночь и даже сейчас чувствую его тепло…
Да... я была счастлива с ним. Да, я любила его. Но почему то мое сердце говорит это лишь в прошедшем времени.

22 июня по инициативе писательницы Людмилы Улицкой в интернете стартовал конкурс рассказов о послевоенном детстве, который завершится выходом к 9 мая 2013 года сборника лучших историй. Прочитать самые интересные из них можно будет на сайте издательства АСТ и агентства РИА Новости.
"Да не прервётся цепь…" (отрывки из романа)

В пятьдесят третьем году умер "отец народов".
Была весна, но погода на Урале в марте стоит ещё холодная. Отец взял меня с собой на траурный митинг. На улицах было необычное оживление, тысячи людей заполнили их от края и до края. Все говорили шёпотом. На перекрёстках и площадях висели чёрные квадратные репродукторы, около которых, задравши к ним лица, стояли люди и внимательно слушали. У многих были слёзы на глазах. Отец повязал себе чёрно-красную ленту на рукав пальто. Я тоже попросил повязать мне такую же, это было интересно и казалось какой-то всеобщей игрой. Люди выступали, говорили горячо, кричали и плакали. Но мне почему-то плакать не хотелось. Я только испугался, когда начал выступать отец. Никогда его таким не видел, вздувшиеся от напряжения жилы на шее, громкий голос, срывающийся в крик.

- Товарищи! Наш народ понёс тяжёлую утрату. Нас покинул Великий вождь, благодаря которому мы с вами сейчас имеем возможность жить. Это под его мудрым руководством отсталая страна превратилась в могучую индустриальную державу. Это благодаря его гениальному таланту военачальника советский народ смог уничтожить фашистскую гадину. Рабочие и крестьяне чтят его, это он принял в свою твёрдую руку коммунистическую эстафету от Владимира Ильича Ленина. И сейчас каждый может сказать, что жить стало легче, жить стало веселее. После такой кровавой войны цены на продукты снижаются регулярно. Счастливы народы нашей страны, что во время тяжёлых испытаний с нами был товарищ Сталин. Сейчас империалисты всех мастей обрадовались, не стало уже нашей защиты и опоры, теперь можно безнаказанно напасть на нас. Но они ошибаются, верная заветам товарища Сталина Коммунистическая партия продолжает руководить нами. Она, как и наш вождь, никогда не ошибается. Мы скорбим со слезами на глазах, мы осиротели сегодня, но товарищ Сталин навсегда останется в наших сердцах, в сердцах наших детей и внуков.
Отец отвернулся от толпы, прикрыл глаза рукой, и тысяча людей не могла скрыть слёз.
Через много лет, вспоминая эту речь отца на траурном митинге, я подумал, что он искренне рыдал по человеку, который осудил его на смерть в тридцать седьмом. Отцу чудом удалось вырваться из ГУЛага в сорок первом, одному из миллионов, оставшихся там навсегда. А проживи этот тиран ещё с полгода, отправил бы всю семью отца в сибирскую тайгу, вагоны для депортации, точно такие же, в каких везли смертников в Освенцим и Дахау, уже ждали на запасных путях. Ну, а самого бы расстрелял.
Таковы парадоксы истории.
***
Зимой пятьдесят третьего в магазинах не стало хлеба. К открытию магазинов, в которые привозили хлеб, собирались огромные толпы людей. Когда открывались двери, начиналась давка и драка, после этого многие, зачастую оказывались в больнице. Давали только по буханке хлеба в одни руки. Однажды я уговорил отца взять меня с собой в магазин, чтобы получить две буханки.
Около входных дверей было черно от людей, стоял гвалт, задние напирали на передних, из-за этого никак не могли открыть двери. Наконец двери открыли, и толпа со страшным воем рванулась внутрь, сбивая всех, кто попадался на её пути. Через несколько минут получившие хлеб ринулись назад и столкнулись с теми, кто ещё не вошёл в магазин.
- Стой здесь в сторонке, обойдёмся и одной буханкой, - сказал отец, - я скоро выйду.
И вклинился в толпу.
Отец потом рассказывал, как его прижали к дверям, рука попала в мощную дверную пружину, и в этот момент несколько человек, решили остановить толпу, навалившись на дверь и закрыв ее.
- А-а-а!
Перекрывая рёв людей, кричал мой отец. Вскоре его вытолкнули из толпы. Рука отца висела плетью, из неё хлестала кровь. Потом я узнал, что ему порвали кисть руки, сломали кости. Отец опустился на лавку возле забора и, морщась от боли, пытался перетянуть рану носовым платком. Никто вокруг даже не подумал подойти.
Я плакал, пытался помочь, стараясь не смотреть на кровь, но силёнок было мало и мне никак не удавалось перетянуть руку носовым платком.
Наконец, какая-то женщина сжалилась, подошла, достала из кармана куртки нож.
- Спокойно, мужик, только не дёргайся, я сейчас рукав от рубахи твоей отхвачу и перетянем.
Кое-как мы с этой женщиной перетянули руку куском ткани от рубашки и направились домой. Жили мы всего в квартале от магазина. Отец шёл, опираясь на меня, я еле выдерживал его тяжесть. Самое трудное было подняться на третий этаж, где была наша квартира. Я хотел сбегать за матерью, но боялся, что отец, оставшись один, потеряет сознание. Медленно поднимались, опираясь на перила, отец стал уже белый, как мел. Пока я стучал в дверь, он покачнулся и я бросился к нему, чтобы поддержать.
Дома мы с матерью уложили его в постель, мать перевязала рану, а я побежал на станцию скорой помощи, благо больница была неподалёку. Телефонов тогда не было почти ни у кого. Отцу вкололи какое-то лекарство, положили на носилки и увезли. Вечером ему сделали операцию.
А мы в тот день остались без хлеба.
Позже, во избежание подобных случаев, городские власти приняли постановление об очерёдности. Кто-то из членов семьи занимал очередь ранним утром и получал номер. Теперь его очередь была зафиксирована. Номер записывали фиолетовым карандашом на ладони. Обязанность вставать в пять часов утра, и выходить морозным уральским утром к магазину, всегда доставалась мне. Люди в очереди были одни и те же, кто-то в каждой семье нёс эту повинность, и номер мне часто попадал один и тот же – триста сорок пятый. Я запомнил его на всю жизнь.
И продавщицы были одни и те же – немолодые женщины с озабоченными, усталыми, посеревшими от работы лицами.
Спустя четыре десятка лет я стоял перед этим магазином и смотрел, как расхватывает народ вкусно пахнущие горячие французские булки. Мне представлялось чёрно-серое морозное утро и большеглазый мальчишка в старенькой фуфайке и мамином платке, скукожившийся от холода.
Я всё заглядывал внутрь магазина через людские головы, надеясь увидеть там знакомые лица продавщиц из моего детского далека.
Но напрасно, тех людей давно уже не было на свете.


Читайте далее: http://weekend.ria.ru/books/20121114/779061346.html#ixzz2CDg82ayp

мне мой папа такое же рассказывал

Иркин, фотку не сделала?

это будет наша елка в этом году
украшена, кстати, Зимулиными шарами

из лекций тожа надо сделать елку